Сестра нашла там в Подмосковье тетрадь бабушки, где описана её жизнь. Это целая история. Сестра перепечатала, спасибо ей. Поделюсь с вами, такое нужно наверное читать своим детям.
Из тетради воспоминаний Панфиловой Лидии Дмитриевны: «В школу я пошла в 1936г., год был голодный, жаркий, были пожары. Помню в этом году горела Курша (от нас 25 км), туда была проложена железная дорога узкоколейка, ходил туда поезд товарный. И вот Курша горела, горел лес, горели люди, очень много погорело людей. Люди не могли спастись. Некоторые спасались в колодцах. У нас из родни была т.Аксинья-бабушкина сестра, жила там сама, обгорела, как-то села на поезд, который загорался, а мальчик 14 лет сгорел, его потом нашли по штанам, которые были прижаты к земле, а то узнать было невозможно. Мы не спали, сидели на улице, все женщины с детьми выходили вечером на улицу и говорили это конец света. Мы, дети, тоже были озабочены, как взрослые, жизнь была тяжёлая.»
«Помню были выборы, выбирали депутатов в сельский совет. Был настоящий праздник. В нашей школе голосовали, были кабины. Привозили некоторых на лошадях, лошади были раскрашены. Дома пекли белый хлеб. Голосовали за мою маму, она стала депутатом нашего с/совета. Отец работал в Москве. Приезжали наши мужики только летом на покос, а так работали всё время в Москве по найму. Женщины с детьми все управлялись без мужчин. Дома нас было трое, я-средняя и полный дом скотины: корова, поросёнок, куры, овцы. И с этим всем управлялась одна мать, ну мы как могли помогали, выносили поросёнку, следили за курами, загоняли корову, овец со стадом. Это была наша помощь. Вообщем жизнь шла своим чередом. Отец приезжал из Москвы, привозил гостинцы: баранки, печенье, конфет, ситец на платье, кому пальто, кому ботинки. Всё примеряем, радуемся, у нас праздник!»
«Началась наша тяжёлая жизнь 1941г.-война. Сколько крику было в деревне, отправляли на войну мужиков. То там, то здесь плакали бабы. В каждом доме детей было четверо, пятеро, трое. Вот голосили наши русские бабёнки, провожая своих мужичков на войну. Мы быстро повзрослели, мы стали взрослые в 10 лет. Мать советовалась с нами, как с равноправными, сколько мы можем содержать скотины, сколько нам надо дров, сена. У нас не проходил фронт, но мы войну чувствовали каждой нашей жилочкой. Всё нарушилось. В школу мы ходили всё равно, учились, были сильные морозы, мы в своих коротеньких пиджачках шли учиться. Топили классы плохо, чернила замерзали, сидели одетые, руки мёрзли. Вот была жизнь. Дома с маленькой каптюшкой учили уроки. Тёрли картошку на хлебушки. Мололи в жерновах рожь и сухую картошку. И хлеб был чёрный. Ну, можно считать, голод обошёл нас стороной, спасла нас картошка. Нарывали мы её по 300 мер. Этим мы жили. Сажали, пахали на себе. Нас, детей, по 8 человек запрягут вместо лошади, и мы тянем плуг, а нас качает из стороны в сторону. Это никогда не забудется. Мы были не дети, мы были взрослые, вся работа легла на наши хрупкие детские плечи и мы везли.»
«В школу ходить было не в чем, но мы всё равно ходили. Мало кто бросил учиться. А всё же было в нас и детское, мы иногда беспечно смеялись, шутили, играли. Зимой катались вечером на санках. Тогда наметало у нас очень много снега. Деревня без леса и с полей к нам приметало очень много снега, все заборы были занесены. Мороз был жуткий до -30с. Давно уже не было таких морозов, в настоящее время если такие морозы, люди не выдержат, все стали такие слабые. У нас были хорошие, строгие учителя. Учили нас по всем правилам, кто недопонимал, оставляли на 2-ой год. Я училась средне, мы были тёмные, у нас не было ни радио, ни света, ни телевизора. Нам негде было что-нибудь почерпнуть культурное или научное. Учебники были один учебник на троих. Вечером тоже не давали много читать, керосин был на учёте. У нас была тяга к книгам, помню, в такое время мы прочли очень много книг. Сейчас дети ничего не читают. А мы читали взахлёб. Читать нам просто не давали, некогда нам читать, книги прятали, надо было работать, шла война. Делали всё сами: шили, ткали, пряли, пекли хлеб, растили детей, скотину. И помог же нам бог выжить из такой тьмы.»
«Помню вот этот поезд, который ехал на Куршу, назывался Куршак, и мы в годы войны, в грибное время ездили туда за грибами, на Куршу. Вставали в 3 ч. утра, поезд отправлялся, садились в товарные вагоны, кукукал паровоз, и мы ехали. Там был берёзовый подлесник после пожара, и росли там подосиновики и подберёзовики. Нагнёшься, стоят-там гриб, там другой. И вот мы, за какой-то час, набирали по корзинке. И обратно ехал наш Куршак с Головановки (там был лесопильный завод), и мы с ним возвращались домой в 7 утра. Да ещё веников прихватывали с собой. Садились на гружённые лесом, досками вагоны. Напротив нашей деревни прыгали, сначала корзину спустишь, а потом сами на насыпь прыгали. Здесь он давал тихий ход перед поворотом. И, довольные, тащили по корзине грибов. Вот нам было наше воспитание и школа. Это летнее время, трудились с рассвета до поздней ночи. Ну мы взрослели, к нам подступала молодость. Детство прошло, школу я закончила в 1943г. 7 классов, пошла работать в колхоз. Зимой ездили за сеном, колхозный покос был за 25 км от нас. В зимнее время перевозили сено на лошадях, лошади слабые. Тоже вставали в 3ч. утра, запрягали лошадей и, по утреннему морозу в -30 градусов, ехали. Сани скрипят, сами коченеем, слезем, пробежимся, погреемся и опять в сани. Луна светит, всё трещит от мороза. Приедем туда часов в 12 дня, к сену не подъедешь, сначала дорогу натопчем к стогу, потом подъезжаем. Накладём воз, увяжем и выезжаем, лошади рвутся, тяжело без дороги, сами помогали. А было мне тогда 15 лет. Я это сено запомнила на всю жизнь. Как скажет бригадир-«За сеном», так мороз по коже. А ехать надо было, мужиков не было, какие были-инвалиды, им нельзя было ехать. Я всегда удивляюсь, какие были морозы, теперь тёплые зимы стоят. И одеть тёплого ничего не было. А в 16 лет угнали нас на лесозаготовку, валяли деревья зимой-берёзы, сосны. По колено в снегу, зайдёшь, чуть не падаешь, а ещё валить надо дерево. Зарубим с одной стороны, а с другой подпиливаем, и пошла. Слава богу без жертв обошлось. Поместили нас к одним, в доме холодно, печка дымит, дрова сырые, не горят, придём из леса все мокрые, спать на полу все разом, кто как. Утром одеваешь всё влажное. Есть было нечего, в лес нам привозили борщ в деревянной бочке - одна свекла, хлеб из картошки - чёрный-чёрный. Были молодые, больше шутили, смеялись.»
Вот ещё про деревню, начало записей: «Помню себя маленькой девочкой белобрысой, это примерно 1934-35 г.г. Деревня наша называлась Голево Тумского р-на Рязанской области. Она действительно была голая по прозвищу, очень мало было садов и деревьев. Стояла она с юга на север и вокруг её окружали поля. Поля были колхозные-поле картошки, льна, пшеницы, ржи. Домики были не богатые, в основном об трёх окошек. Среди деревни был пруд, и другой пруд ближе к северному концу. Лес от нашей деревни был далеко-2км, до деревни Верещугино или за д. Хаустово тоже км полтора. Мы часто детьми ходили в эти леса за грибами и ягодами. В северном конце нашей деревни была начальная школа-это дом деревянный, там было 2 комнаты, учились до 4-го класса. В одной комнате помещались 2 класса, обычно 1-3 кл. и 2-4. Как же это дорого было нам, детям, ходить в эту школу. Мы брали сшитые сумки, пеналы с карандашами, ручку с пером и чернильницей, букварь и шли в школу. Для меня это была большая радость. В 7 лет я пошла в школу, хотя тогда начинали учиться с 8-ми лет, я уже умела хорошо читать, даже газету. И меня приняли на год раньше всех. Школа была от нас близко. Около школы был сделан новый колодец. Мы все бегали за водой. Надо быстрее наносить воды, полить огороды, а то не хватит всем воды. За этим строго следили взрослые. Мы, дети, должны были слушаться.
И про зрелые годы: «В 1945г. закончилась война. Сколько было радости, слёз от радости, все обнимались, целовались. После войны эти годы были тоже голодные - 1946-47-48-50, потом стало немного улучшаться. Я уже была девушка, пришла ко мне и любовь, тут же, в деревне. Ребят было очень мало нашего возраста, выбирать не приходилось. Ходили, гуляли вечером, с гармошкой по деревне. Плясали, пели песни, вообщем было весело, веселее, чем сейчас молодёжь проводит время. За день намотаешься - рожь серпом в колхозе жали, на молотилке работали, картошку копали, навоз возили, а вечером всё равно шли на улицу плясать. Тут стали поговаривать, что деревню нашу снесут, мы не верили, куда же денутся столько людей, семей, кто где нас ждёт? Делись. Разъехались все до чиста, до единого двора. Остались одни пепелища. И мы уехали. Отец приехал с войны, показался, а жить здесь не стал, устроился под Москвой сторожем ДСК. Матери сказал: «Хотите, приезжайте ко мне.» Куда деваться. Саша-брат уже учился в Москве, а нас куда девать, вот и поехали мы к отцу, продали дом, скотину, остальное всё оставили с домом. Там, как говорится, ничего не было и всё было для деревенской жизни. Приехали в Подмосковье. Домик был маленький-сторожка. Нас четверо, как мы там умещались, не знаю. В 1952г. я вышла за муж за своего деревенского парня. Он из армии приехал прямо ко мне. Мы поженились и в 1952-м народился ребёнок в декабре. Стало жить ещё теснее. Работали в Москве. Устроил меня дядя на фабрику ёлочных украшений, со временем она стала заводом, и я проработала на нём всю свою жизнь, лучше не искала. Потом отец уехал за Подольск, ст. Гривно. Там они были застройщиками и отстроили себе 1/3 дома. Там женили сына моего брата. Старший брат был военный, но по болезни его демобилизовали, и они получили квартиру в Москве, у них народились две девочки. У младшего брата тоже родилась девочка. И у нас в 1958г. ещё народилась девочка. Муж мой получил участок и мы начали строить себе дом. Построили с большими материальными трудностями. Хорошо, что сам муж был плотник и к этому времени научился строить дома. 3 года я не работала, сидела с младшей дочкой, было очень трудно материально. Дальше устроились на работу, перешли в новый дом. Он устроился в вагон-ресторан, а я пошла опять на свой завод. Дети пошли в школу, школа у нас близко, 8-ми летка. Приезжала с работы в 5 вечера, а уезжала в 5 утра. Он часто был в отъезде. Закружилось колесо жизни. Дом, поезд, работа и наоборот. Отработала я на производстве 35 лет, по вредности в 45 лет пошла на пенсию и после ещё проработала 9 лет. По старости вышла на пенсию в 54 года. На пенсии прожила ещё 8 лет, всё бы хорошо, если бы не эта ломка жизни, умер муж в 1990г.
«Осталась теперь одна, денег мало, не хватает на нормальную жизнь. Сколько ещё будем волочить свою жизнь... Здоровье утеряно с жизнью, одиночество, старость, бедность и что дальше? Не уверена, будет ли светить нам солнце и согреет ли оно нас, как грело в молодости...Наверно нет. Вся радость-это внуки, только они отведут душу, позабавят под старость. Не будь их, вообще бы очерствели с этой жизнью. Стоит октябрь 1992г., тёплый вечер, уехали дачники по своим московским квартирам. В сердце чуточку грустно, ехать некуда и ждать некого. Как бы преодолеть эту грусть, наплывшую под старость. Одиночество -это страшно. Не с кем разделить эту грусть, не с кем поделиться своими думами и мыслями, кто тебя поймёт? Вот уже за 60, возраст солидный. Но плохо одно, что из своей семьи я осталась одна. Умерли оба брата, отец, потом мама. Как же тяжело хоронить своих близких, с которыми ты всю жизнь, считай, вместе. Хоть и жили все поврозь, а знали и чувствовали, что где-то есть твои родные, которые тебя поймут, выслушают, помогут, хотя и морально, словом, есть кому излить свою душу. Ну вот, теперь одна, нет моих дорогих, близких людей. Я каждый день их вспоминаю, образ моих братьев, матери, отца никогда не уходит из моих мыслей. Я мысленно советуюсь с ними - что бы они сказали? Как поступили? Да, жизнь нам навязали искусственно невозможную. Минимальная пенсия, в магазин войти невозможно, купить нельзя, даже конфеты карамель 380р. кг. Даже в войну, я помню, продавали, хоть немного, а можно было купить. Ну конечно есть люди, которые и сейчас покупают, занимаются коммерцией, спекуляцией или на престижных работах. Нам, пенсионерам, которые восстанавливали свою страну из руин не понять.
Несмотря, что маме тогда год был... Кстати, в результате перипетий этих, отчество у мамы моей - нифига не Григорьевна.....
Но, так или иначе, дед Вася денег поднял, и пошел в леспромхоз при деревне поработать, чтоб по льготной цене лес на дом взять. И, как я понимаю, в 46-м поставил дом, помог прадеду печи сложить (это тот самый дом моего детства в деревне), и со своей женой в Ровеньки уехал, тоже свой дом поставил, там у него был уже каменный. В нём и умер, то ли в 94-м, то ли в 95-м... Баба Аня вскоре после него ушла... Двое дочек у них, Света и Лариса, обе живы еще.
